Елена Раскина
Поэтическое творчество Н.С. Гумилева в контексте межкультурной коммуникации
Русская литература и культура «серебряного века» (конец XIX – начало ХХ века) представляла собой «путешествие по временам и культурам», когда литературные произведения были насыщены культурными и межкультурными смыслами и ассоциациями, глубоко интертекстуальны и эклектичны, цитатны. В произведениях поэтов «серебряного века» русской литературы присутствовали различные культурные коды, переплетались и взаимодействовали яркие образно-символические и мифологические ряды. Метафора «путешествие по временам и культурам» была осмыслена деятелями русской литературы и культуры «серебряного века» как одновременное присутствие в литературном тексте образов, символов и мифологем, относящихся к различным культурам и эпохам. Соответственно, утверждалось, что мировые культуры оригинальны и зеркальны одновременно, несут в мир собственные ценности и культурные смыслы и отражаются друг в друге. Литература и культура русского «серебряного века» может быть интерпретирована в контексте межкультурной коммуникации, на стыке литературоведения и культурологии.
Одним из прекраснейших поэтов «серебряного века», воплотившим метафору «путешествие по временам и культурам» в своих произведениях, был Н.С. Гумилев. Для творчества Н.С. Гумилева характерно художественное, религиозное и культурно-философское осмысление географических образов, тем и мотивов. В произведениях поэта география перерастает в геософию (сакральную географию). Геософия исследует систему взаимосвязей между природой и культурой и понимается нами не как география («землеописание»), а как наука об «умной сущности земли» – «землемудрие». К геософии относятся характерные для «серебряного века» русской литературы идеи о сакральности природных и культурных объектов, «благодатности» или «безблагодатности» земель. Изучением геософских тем, мотивов и образов в русской литературе ХХ века в настоящее время занимаются такие исследователи, как Р.Д. Тименчик [Тименчик 2007: 161-166], Н.М. Теребихин [Теребихин 1993], Н.А. Богомолов [Богомолов 1992: 47], Д.В. Громов [Громов 2005], Ю.В. Зобнин [Зобнин 1995: 5-53] и др.
«Приключения и путешествия были для него всего лишь аскезой. Он мечтал о создании собственной науки – геософии, как он ее назвал, умудренной в климатических зонах и пейзажах» [Тименчик 2007: 162], – писал французский поэт Жан Шюзевиль, близко общавшийся с Гумилевым в 1910 г. в Париже. Анализируя стихотворение Гумилева «Современность» (1911), Р.Д.Тименчик упоминает о «недовоздвигнутом» поэтом «здании новой науки о чудесах земли». «Он (Н.С. Гумилев – Е.Р.) открыл ее в 1909 г., назвал геософией, решил основать «Геософическое общество» с участием М. Кузмина и В.К. Ивановой-Шварсалон и в связи, возможно, с этими проектами «Вере Шварсалон какую-то нечисть подарил… (тритона?)», – пишет ученый [Тименчик: 2007: 162]. По мнению Р.Д. Тименчика, гумилевская геософия сродни «джаграфии» барона Брамбеуса (О. Сенковского), которую последний называл наукой о чудесах и тайнах земли («геософия Гумилева рифмовалась с джаграфией и другими научными шутками барона Брамбеуса» [Тименчик 2007: 161].
Однако любовь Гумилева к чудесам и тайнам земли вызывала насмешки современников: Иванова-Разумника, Л.Н. Войтоловского, В.Л. Львова-Рогачевского, Б.А. Садовского и др. Все эти литературные критики видели в Гумилеве «Тартарена русской поэзии», упрекали его в бутафорских эффектах и бегстве от современности в декоративный, условный Восток. «У Н. Гумилева большое тяготение к Востоку, – писал В.Л. Львов-Рогачевский, – он любит придумать что-нибудь этакое экзотическое, он любит «небывалые плоды», «нездешние слова». У Алексея Толстого один из его помещиков уехал из своего медвежьего угла в Африку и оттуда прислал своему дядюшке Мишухе Налимову банку с живым крокодилом. В поэзии Гумилева, как в банке симбирского помещика, плавает «темно-изумрудный крокодил». Впрочем, тут целый зверинец: «Изысканный бродит жираф». Встречаются «свирепые пантеры», слоны, львы, обезьяны, какаду, «перья страуса» [Львов-Рогачевский 1995: 381].
Многообразие флоры и фауны, характерное для образного ряда стихотворений Н.С. Гумилева, является, однако, доказательством «чудес и тайн земли», указанием на красоту и необычность тварного мира. Даже в небесных сферах поэт видит «зоологический сад планет» (стихотворение «Память»). «Первозданность» африканской природы сближает ее с раем. Но эта подлинная, девственная природа искажена первородным грехом. В сборнике «Шатер» изображена не только прекрасная в своей первозданности, но и страшная, ужасающая Африка. Так, в стихотворении «Судан», после описания тенистых рощ и галерей лесов, тихого озера Чад и «самых чудесных, неожиданных птиц и животных» перед читателями предстает картина африканской охоты: «Бродят звери, как Бог им назначил, / К водопою сбираются вместе, / К водопою сбираются мирно. / И не знают, что дивно прекрасны, / Что таких, как они, не отыщешь, / И не знает об этом охотник, / Что в пылающий полдень таится / За кустом с ядовитой стрелою, / И кричит над поверженным зверем, / Исполняя охотничью пляску, / И уносит владыкам Судана / Дорогую добычу свою» [Гумилев 2000: Т.2, 63]. Африка – это «отражение рая», искаженное, смутное земное воспоминание о рае, которое наполняет душу лирического героя поэзии Гумилева тоской по раю небесному.
Образ рая – земного и небесного – в творчестве Н.С. Гумилева связан с архетипическим сюжетом «изгнания из рая». Этот сюжет присутствует в ряде стихотворений поэта, таких как «Адам», «Сон Адама», «Райский сад», в поэме «Блудный сын» и т.д. «Господь, изгнав человека на землю из рая, вселил его на ней прямо рая сладости (Быт 3, 24), чтоб он, непрестанно обращая взоры к раю и вместе питаясь надеждой возвращения в рай, пребывал в непрестанном плаче покаяния», – писал свт. Игнатий (Брянчанинов) [Брянчанинов 1995: 54]. Надежда на возвращение в райский сад, сны о святой земле («Индии Духа») являются для лирического героя поэзии Гумилева путеводной звездой, сопровождают его в странствиях. Так, в стихотворении «Райский сад» перед читателями предстает картина Эдемского сада: «В золотисто-лиловом мираже / Дивный сад предо мною встает. / Ах, такой раскрывался едва ли / И на ранней заре бытия, / И о нем никогда не мечтали / Даже Индии солнца – князья. / Бьет поток; на лужайках прибрежных / Бродят нимфы забытых времен; / В выем раковин длинных и нежных / Звонко трубит мальчишка-тритон…» [Гумилев 2000: Т.2, 89].
Уже современники и соратники по второму «Цеху поэтов» отмечали, что экзотизм африканских стихов Гумилева обладает совсем иной породой, нежели «экзотизм Гогена и все, что ему родственно» [Альманах Цеха Поэтов 1921: 69]. «Только близорукому Гумилев покажется потомком Гогена, – справедливо утверждал Г. Адамович в рецензии на вышедший в Севастополе сборник «Шатер». – Он всегда был и остался в новой своей книге прежде всего мужественным в смысле желания работать в мире, «преображать» его, как любят у нас говорить, а не очаровываться им…» [Альманах Цеха Поэтов 1921: 70]. «Природа этих стихов совсем иная, – продолжал Г. Адамович. – Есть мир и есть человек, хозяин его. Хорош тот хозяин, который все любит и все хочет описать…» [Альманах Цеха Поэтов 1921: 71].
Если в пассивном экзотизме Гогена Адамович видел выдумку мечтательного и усталого поколения, «отвыкшего от действия и ищущего утешения и обмана», то в африканских стихах сборника «Шатер» поэт и соратник Гумилева по второму Цеху совершенно справедливо усмотрел желание одухотворить «огромную, беспредельную во всех измерениях материю», преобразить движением, поэтическим ритмом «косный сон стихий». Однако, как резюмировал Адамович в своей рецензии на «Шатер»: «Огромная, беспредельная во всех измерениях материя еще не одухотворена, и наша культура есть еще младенческий слабый лепет» [Альманах Цеха Поэтов 1921: 72].
Работа поэта (человека-хозяина) в мире заключается в том, чтобы открыть («исчислить») и назвать неведомые пространства, одухотворить и окультурить материю. Поэт подобен географу, который «исчислил» неведомый мир, предугадал его существование, или мореплавателю, который первым увидел на горизонте никому не известную землю. Лирический герой поэзии Н.С. Гумилева – это «искатель нездешних Америк». Стихия лирического героя – движение, понимаемое как вечное совершенствование. Географические реалии в произведениях Гумилева становятся элементами сакральной географии, приобретают не только художественное, но и культурно-философское и религиозное значение.
Странствия лирического героя поэзии Н.С. Гумилева направлены на постижение «души земли», являются поисками «рая земного», особого, сакрального пространства, подобного райскому саду, Эдему. Многие, наиболее важные топонимы, присутствующие в произведениях Н.С. Гумилева, являются культуронимами – географическими реалиями, наполненными культурно-философским и религиозным смыслом. Такими культуронимами являются Абиссиния, Египет, Китай, Индия, Византия, Ирландия, Франция, Россия. Гумилевский экзотизм является не пассивным, а активным, он направлен на открытие и познание новых, далеких земель. Для творчества Гумилева характерно сближение образов поэта, дающего вещам имена, и географа, путешественника, открывающего и познающего далекие земли. Как следствие, путешествие сродни познанию, открытию, называнию, одухотворению и окультуриванию земного пространства.
Экзотизм Гумилева – это не бегство усталого и мечтательного декадента от европейской цивилизации, а стремление освоить новые для русской поэзии пространства. Так, благодаря «Шатру» в пространство русской поэзии вошла Абиссиния-Эфиопия – одна из самых таинственных и насыщенных культурными реалиями стран загадочного «черного континента», земля «черных христиан».
«Пассивный экзотизм» связан с отторжением западных ценностей, бегством от них, часто – физическим и безвозвратным. «Активный экзотизм» предполагает сближение Запада и Востока в контексте геософской проблематики, постижение «чудес» и «тайн» мирской географии, проникнутой духом божественного.
Странствие к истокам великой реки, плавание к неведомой, благодатной земле или стремление достичь чудесного сада уподобляется в текстах Гумилева паломничеству к святыне. В этом контексте путешествие/ странствие является вариантом паломничества, а сюжетные линии, связанные с путешествиями, – элементами «паломнического текста». В то же время лирический герой – это не только «странник духа», но посредник между различными культурными мирами, между древнейшими культурами земли, такими как Египет, Китай, Индия, Персия, Эллада-Византия, Русь-Россия, «остров друидов» Ирландия, прекрасная Франция и т.д.
«Сквозной» сюжет путешествия к благодатной земле, чудесному саду, великой реке или «родине иной» необыкновенно важен для произведений Гумилева. Как странник, идущий «путем жемчужным по садам береговым», изображен Христос в одноименном стихотворении поэта. В этом стихотворении Спаситель говорит своей пастве о светлом рае, который розовее самой розовой звезды. Этот сюжет может быть интерпретирован как путь к чудесному саду, подобному райскому (стихотворение «Эзбекие»), или же – как возвращение в небесную прародину после «странствия земного» (стихотворение «Прапамять»).
Одним из самых ярких воплощений образа-символа (паломник) в творчестве Гумилева является стихотворение «Паломник», герой которого – Ахмет-оглы – движется к земной Мекке, но обретает Мекку небесную. В этом стихотворении поэт дает ему следующую характеристику: «Он очень стар, Ахмет, а путь суров, / Пронзительны полночные туманы, / Он скоро упадет без сил и слов, / Закутавшись, дрожа, в халат свой рваный <…> Он упадет, но дух его бессонный / Аллах недаром дивно окрылил. / Его, как мальчик страстный и влюбленный, / В свои объятья примет Азраил / И поведет тропою разрешенной / Для демонов, пророков и светил. / Все, что свершить возможно человеку, / Он совершил – и он увидит Мекку» [Гумилев 2000: Т.2, 89]. В стихотворении «Ослепительное» лирический герой восклицает: «И я когда-то был твоим, / Я плыл, покорный пилигрим, / За жизнью благостной и смирной, / Чтоб повстречал меня Гуссейн / В садах, где розы и бассейн / На берегу за старой Смирной» [Гумилев 2000: Т.2, 11]. На пути к благодатной земле героев ожидают соблазны, искушения и испытания: «пещеры джиннов и волков, хранящих древнюю обиду» (стихотворение «Ослепительное»), пропасти и бездны. Герои могут не дойти до цели, свернуть с намеченного пути, духовно погибнуть, выбрать «ужасную дорогу» «капитана с ликом Каина» (заключительное стихотворение цикла «Капитаны»). Но персонажи, одетые «в броню своих святынь», следуют по правому пути, «пути слова». В стихотворении «Правый путь» описана праведная дорога: «Что ж, это путь величавый и строгий: / Плакать с осенним пронзительным ветром, / С нищими нищим таиться в берлоге / Хмурые думы оковывать метром» [Гумилев 1999: Т.1, 201].
Во многих мифологических системах рай расположен на юге видимого мира, а самая южная страна является, соответственно, самой чудесной. В основе такой трактовки лежит представление об особом, символическом значении сторон света, когда одно из направлений признается священным [Подосинов 1999: 100-110]. В пьесе Гумилева «Дерево превращений» таким священным направлением признается юг, а Индия названа самой чудесной и, одновременно, самой южной из стран. Для некоторых других произведений Гумилева характерна «нордическая традиция», в которой священной стороной признается север, а самой чудесной является загадочная страна «на севере мира» (Крайняя Туле, о которой сообщал древнегреческий путешественник Пифей, совершивший туда плаванье) [Широкова 2000: 50-70]. Так, в поэме «Северный раджа» сакральной оказывается далекая северная страна, в которой герой поэмы намеревается создать «иную Индию, виденье».
В индоевропейской мифологической системе север символизировал истоки индоевропейской культуры, нордический рай, центр, неподвижный полюс, точку, где сходятся противоположности, символическое место, не подвластное силам энтропии. Как «движение на юг», так и «движение на север» (на «восток» и «запад») в том контексте, который создает все творчество Гумилева, изначально ориентированное не только на «физику», но и на «метафизику» в мировидении, имеет религиозно-философский смысл.
Культуронимы – это историко-культурные и религиозные центры-локусы. Бесспорно, в произведениях Н.С. Гумилева есть топонимы, не являющиеся культуронимами, не наполненные культурными и сакральными смыслами. Такие топонимы не обладают образно-символическим содержанием, не участвуют в создании художественной образности.
В отличие от топонима, для культуронима значимо, прежде всего, его культурологическое и мифологическое содержание. Под культуронимами понимаются пространственно-временные центры мировой культуры и истории, сакральные центры земли, являющиеся элементами сакральной географии. Лирический герой поэзии Гумилева - это странник, блуждающий по миру в поисках «Индии Духа», которая может быть интерпретирована как духовно-поэтическая вершина, религиозная, культурная или природная святыня, благодатная земля, «царство поэтов», священная прародина человечества. В творчестве Гумилева присутствуют две Индии: Индия как культурно-историческое пространство, входящее в восточный мир «от Индии до Византии», и Индия как «мир иной», «негеографическая реальность» – «Индия Духа». Религиозно-философская интерпретация темы странничества сближает творчество Гумилева с паломнической литературой русского и европейского средневековья.
К «паломнической литературе» относятся произведения разных жанров, повествующие о путешествии к святыне (святыням), сакральной, благодатной земле (землям). Такие произведения описывают жизнедействие в священном пространстве – месте проявления божественной силы, которая «вмешивается в историю различными путями, неизменно оставляя в ней глубокий след» [Гардзанити 2007: 289]. Горы играют свою роль в паломническом путешествии: на них расположены святыни, с их вершин открывается вид на святые земли. Флора и фауна являются частью священного пространства: «так, дикие звери, уже не существовавшие к тому времени в Святой земле, связаны в памяти Даниила с отрывками из Писания или Житий святых» [Гардзанити 2007: 283].
В гумилевской сакральной географии представлены не только святые, но и проклятые земли, что во многом соответствует описанию райских (плодоносных) и мертвых (опустошенных) земель в паломнической литературе. Так, в цикле стихотворений «Капитаны» упоминаются благодатные земли, где «с деревьев стекают душистые смолы» и «розы краснее, чем пурпур царей», и, одновременно, проклятая Богом «окраина», «где капитана с ликом Каина / Легла ужасная дорога» [Гумилев 2000: Т.1, 200]. От «благодатной» или «безблагодатной» земли лирического героя поэзии Гумилева часто отделяет река. Соответственно, назвать реку своим именем – высшая честь для странника.
В художественном пространстве поэзии Н.С. Гумилева значим не сам факт экзотического путешествия, а смысл и цель этого путешествия, духовная наполненность странствий героя. Смыслом и целью странствий в творчестве Гумилева является «родина иная» – райский сад, утраченный «праотцем Адамом» после грехопадения, а движущей силой – тоска по утраченному раю, символизирующему полноту Бытия в Боге. Так, в стихотворении «Эзбекие» герой обретает душевный мир и покой только в чудесном саду, подобном райскому: «Но этот сад, он был во всем подобен / Священным рощам молодого мира: / Там пальмы тонкие взносили ветви, / Как девушки, к которым Бог нисходит; / На холмах, словно вещие друиды, / Толпились величавые платаны, / И водопад белел во мраке, точно / Встающий на дыбы единорог…» [Гумилев 2001: Т.3, С.162].
«Родное» в гумилевской сакральной географии постигается через «вселенское», Русь-Россия – через мировую культуру. Русская культура сосредоточила в себе модели различных культур, различные культурные парадигмы. Сердце России в стихотворении Н.С. Гумилева «Наступление» названо «золотым». А.Ахматова вспоминала о некой «золотой двери», о которой неоднократно говорил ей Гумилев. По словам поэта, «золотая дверь» должна была открыться перед ним где-то в недрах его блужданий, а когда Гумилев вернулся из Африки в 1913 г., то признался, что «золотой двери» нет. Последнее, по словам Ахматовой, было страшным ударом для поэта.
«Золотая дверь» как религиозный символ связана с мистическим посвящением и, одновременно, с вечно женственным началом мироздания. После насыщенных и ярких странствий под «чужими небесами» именно Россия оказалась для Гумилева заветной «золотой дверью», ведущей к «Индии духа». Образ-символ России интерпретирован в произведениях Гумилева в духе геософской проблематики. Россия понимается как пространство «духовного змееборчества». Небесными покровителями Руси-России в произведениях Гумилева предстают герои-змееборцы: Вольга, св. Георгий Победоносец, Михаил Архистратиг.
Сакральная география произведений Н.С. Гумилева – это единство «родного» и «вселенского», топонимика, осмысленная в религиозно-философском и культурологическом контексте. Интерпретация основных элементов этой сакральной географии, анализ геософской проблематики творчества поэта является актуальной задачей современного литературоведения, культурологии и межкультурной коммуникации.
Литература:
- Альманах Цеха поэтов. Книга вторая. Петроград. 1921. 100 c.
- Богомолов Н.А. Оккультные мотивы в творчестве Гумилева // Н. Гумилев и русский Парнас. Материалы научной конференции 17-19 сентября 1991 г. СПб.: Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. 1992. С. 80-90.
- Гардзанити М. У истоков паломнической литературы Древней Руси // «Хожение» игумена Даниила в Святую Землю в начале XII в. / изд. подг. О.А. Белоброва, М. Гардзанити, Г.М. Прохоров, И.В. Федорова; отв. ред. Г.М. Прохоров. СПб.: Издательство Олега Абышко. 2007. С. 270- 310.
- 8. Зобнин Ю.В. Странник духа (о судьбе и творчестве Н.С. Гумилева) // Н.С. Гумилев: РRO et CONTRA. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей / Сост., вступ. Ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ. 1995. С. 5-53.
- Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений в 10 т. Т.1-8. М.: Воскресенье, 1997-2009.
- Львов-Рогачевский В.Л. Н. Гумилев. Жемчуга. Рец. // Н.С. Гумилев: PRO ET CONTRA. Личность и творчество Николая Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей. СПБ.: РХГИ. 1995. С. 377-381.
- Подосинов А.В. «Ex oriente lux!» Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии. М.: Языки славянской культуры. 1999. 720 c.
- Свт. Игнатий (Брянчанинов). Слово о человеке. СПБ.: РХГИ, 1995. 122 c.
- Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск: Изд-во Архангельского государственного университета. 1993. 133 с.
- Тименчик Р. Геософия и Джаграфия // SANKIRTOS. Studies in Russian and Eastern European Literature, Society and Culture: In Honor of Tomas Venclova. Ed. by Robert Bird, Lazar Fleishman, and Fedor Poljakov. Frankfurt am Main et al.: Peter Lang Verlag. 2007. P. 161-166.
- Широкова Н.С. Культура кельтов и нордическая традиция античности. СПБ: Евразия. 2000. 352 с.
- Энциклопедия сакральной географии / Сост. Д.В. Громов. М.: Ультра-Культура. 2005. 648 с.
|